Детское восприятие мира

Была на днях в гостях у своей сестры. Удобно расположившись на диване, мы неспешно беседовали, приглядывая за игравшими тут же ее внуками. Картина по-семейному самая теплая, на мой взгляд.
В какой-то момент дети стали настойчиво привлекать наше внимание:
– Бабуля, мы отправляемся в путешествие. Что нам еще взять с собой?
Присмотрелись к «походной» корзине (игрушечная коляска), а там лежит единственная вещь – игрушечный пистолет.
– А зачем вам в путешествии пистолет, разве это самое важное?
– Бабуля, как зачем? Мы будем защищаться – война идет! Ты что, забыла?
Сказать, что я была шокирована – ничего не сказать. Вот и еще одно поколение подрастает, для которого боевые действия идут в реальном времени. За последние десятилетия нашей новейшей истории под грохот снарядов выросло не одно поколение, своими глазами видевших смерть.
– А что такое война? – спросила я 5-летнего Азамата, понимая, что в детском сознании любые «стреляли» означают войну, а телевизор есть в каждом доме, и даже если ребенок занят своими игрушками, его подсознание прекрасно впитывает и фиксирует все, что происходит на экране.
– Там стреляют плохие дяди, – по-взрослому серьезно ответил он.
– А еще там разрушаются дома и погибают люди, – подхватила Вика.
И тут мне вспомнилось, как в начале 90-х их отец, которому на тот момент едва исполнилось 6 лет, учил меня, как надо вести себя, если в город ворвутся грузины – лечь на землю и притвориться мертвым…
Получается, ни одно поколение не может избежать этой страшной участи. Помню, как в детстве, когда мы гостили у бабушки в деревне, она нам говорила, когда мы проказничали: «Чего вам не хватает? Жизнь сейчас прекрасна, ни тебе голода, ни войны, не то что в наше время…»
Откуда ей тогда было знать, что пройдет некоторое время, и мы с лихвой познаем все ужасы, которые только можно себе представить. Хорошо, что она не дожила до обстрелов, голода и холода, тотальной блокады, которые устроили нам наши южные соседи.
– У моей подруги папа тоже военный, – продолжила Вика. – Он даже был ранен и лечился дома. Но сейчас выздоровел и снова уехал далеко. Мария часто плачет, скучает по папе. Мне ее очень жалко…
И тут посыпались вопросы: почему начинаются войны; кто начинает стрелять первым; разве не могут договориться больше не убивать никого, и т.д.
И как отвечать на эти, казалось бы детские вопросы, хотя их задают и взрослые, но ответов пока не найти…
«В нашей семье папа тоже воюет. Все общение с детьми ведется в соответствии с этим фактом – ведите себя хорошо в школе, чтобы папа гордился вами; давайте сделаем так, чтобы порадовать папу и т.д.
Когда выпадает возможность поговорить с ним по телефону, они несутся со всех ног, чтобы только первым успеть выложить папе все новости и услышать его голос. Мы все очень скучаем по нему и мечтаем, чтобы он скорее вернулся домой. Пусть все вернутся к своим семьям живыми и невредимыми. Надеемся, что и СВО скоро закончится…», – говорит Мадина Джиоева.
«При защите мирного населения Донбасса наши соседи потеряли своего единственного сына. Хорошо, что он успел завести семью, после него осталось трое детей. Скоро уже год, как он погиб, но родные до сих пор пребывают в глубоком трауре. Без слез даже мы не можем смотреть на состарившихся вмиг несчастных родителей. Надеюсь, когда-то они поймут, что жизнь продолжается и что бы ни случилось, надо идти вперед. Это я про детей, со взрослыми намного сложнее – для них исчез смысл жизни. А сколько таких семей, оплакивающих гибель своих родных, по всей Осетии! Мне жалко всех матерей, теряющих сыновей. Ведь каждый родитель хочет для своего ребенка все самое лучшее. Конечно, только не за счет другого», – делится с нами Надежда Хачирова.
Понятно, что детская психика очень гибкая, и перенесенные ужасы быстро забываются, но не проходят бесследно.
По мнению специалистов, острые, непосредственные последствия экстремальной ситуации у них проходят значительно легче, чем у взрослых. Но стали проводиться исследования тех, кто в детстве перенес тяжелую психотравму. Выяснилось, что у очень многих из них серьезные личностные проблемы.
Если дети до 2-3 лет были под обстрелами, их восприятие грохота снарядов идет целиком через родителей. Если родители, прежде всего мама, не напугана или сдерживает страх, сосредоточившись на успокоении ребенка, гладит его, целует, то в значительной мере мимо него проходит война. Так же, как своим телом закрывают от пули или осколков, так и психологически мать может своей психикой закрыть ребенка.
Однако дети после 4–5 лет воспринимают обстрелы как то, что какие-то очень нехорошие люди хотят их убить. Но обычно до 6–7 лет дети еще не понимают необратимости смерти: что если умер, то это навсегда. С 7 лет дети уже понимают, что это другая страна, которая с нами воюет. То есть понимают уже примерно так, как взрослые, только пока не осознают реальность причин своих страхов.
Говорите про тревоги и страхи, которые есть у детей. Неважно, сколько ему лет — 5 или 15. Нужно говорить, что любые военные действия — это страшно, непонятно. Конкретные слова стоит подбирать уже исходя из возраста ребёнка и его понимания. Маленькому ребёнку можно сказать, что когда стреляют люди, ездят танки – это страшно, опасно, нужно держаться подальше. Нужно постараться быть честным с ребёнком, но при этом успокоить его.
Нет ничего хуже, чем недоговорённость. Тем более, когда это так явно витает в воздухе. И если делать вид, что ничего не происходит, то это только добавит тревоги.

Д.САЛАМОВА