Идеология югоосетинского самоопределения

Идеологические механизмы национального самоопределения в сфере общественного сознания актуализируются в условиях политизации этничности, и основная национальная идея начинает концептуализироваться на основе определенного идейно-истори-ческого опыта самоопределения, «наработанного» этнической общностью за предшествующий период развития в условиях специфических и растянутых по времени социально-политических, этнокультурных, экономических и других процессов.
Основные идейно-полити-ческие механизмы югоосетинского самоопределения представлены на наш взгляд базовыми константами, которые сформировались в процессе длительной социально-поли-тической эволюции южной части осетинского этноса в регионе Южного Кавказа: идеей независимости (от Грузии), идеей вхождения в состав России (юнионизм) и идеей воссоединения с Северной Осетией (ирредентизм).

1. Идея югоосетинской независимости
Идея независимости может по праву считаться основополагающей в процессе самоопределения как социальных групп, так и отдельных индивидов. В этом плане очевидно, что идея независимости составила идеологическую основу образования практически всех независимых государств современности. Процессы национального самоопределения Юж-ной Осетии также базировались на идее независимости, имевшей достаточно длительную предысторию. При этом идея югоосетинской независимости имела определенную специфику, обусловленную своеобразием социально-политической эволюции южных осетин, и в первую очередь их этнополитического статуса в условиях непростых этнополитических трансформаций в регионе Южного Кавказа начиная с периода средневековья до наших дней.
Данная специфика заключалась в том, что идея югоосетинской независимости формируется и изначально выступает в югоосетинском этническом сознании не в ее абсолютном значении, направленном на образование самостоятельного государства, а в значении независимости конкретно от Грузии и представлена следующим тезисом: «Мы никогда не входили в состав Грузии, поэтому мы не являемся ее составной частью». Данное положение с неизбежностью трансформируется в базовый тезис югоосетинского национального проекта: «Южная Осетия – это не Грузия, Южная Осетия – это Южная Осетия».
Такая независимая этнополитическая самоидентификация свидетельствовала о наличии у южных осетин не диаспорного, а автохтонного этнического самосознания, что говорит об исторической укоренелости этноса на территории своего проживания. Подобное самосознание южных осетин явилось частью их более общей групповой этнической самоидентификации, свидетельствующей об осознании себя особым по отношению к Грузии этносом, поскольку согласно экспертным оценкам «этносом становится только та группа людей, которая осознает себя особым объединением людей, отличая себя от других аналогичных общностей» (Манапова В.Е.). Такая этнополитическая самоидентификация неизбежно способствовала постоянному стремлению южных осетин к установлению особых отношений с Грузией. Поэтому в условиях межэтнического взаимодействия с Грузией южные осетины стремились к установлению независимых и равноправных отношений с ней.
Следует отметить, что независимая этнополитическая самоидентификация южных осетин в своей основе базируется на достаточно представительном историко-политическом пласте.
В историко-политическом плане генезис идеи югоосетинской независимости уходит корнями вглубь средневековья и может быть отнесен к домонгольскому периоду истории Кавказа (IX-XIII вв.), когда в центральной его части существовало независимое раннефеодальное алано-осетин-ское государство – средневековая Алания. При этом Алания территориально располагалась по обе стороны Главного Кавказского хребта, включая современные Северную и Южную Осетии и достигла своего расцвета именно в домонгольский период. Идея независимости и независимое политическое сознание алано-осетин, в том числе и южных, формировались в тот период, безусловно, на базе независимого политического статуса Алании – Осетии, которая осуществляла независимую внутреннюю и внешнюю политику в регионе Большого Кавказа. Независимый политический статус Алании давал возможность также поддерживать равноправные отношения с соседними народами и государствами.
Однако подобный статус претерпевает существенную трансформацию в последующий период. Татаро-монгольские завоевания XIII в. нанесли сокрушительный удар по алано-осетинской независимости. Они привели к серьезному кризису независимого осетинского политического сознания и идеи независимости, поскольку привели к полному распаду средневековой Алании. Конец аланской (осетинской) независимости имел катастрофические последствия для всего осетинского этноса.
Однако согласно данным исторических исследований идеи осетинской государственности и независимости не были разрушены и утрачены окончательно. Алано-осетинская военно-политическая элита стремилась после катастрофы на севере со­хранить территорию на юге в качестве устойчивого и безопас­ного места компактного проживания этноса. Поскольку на се­вере Аланское государство было разрушено практически пол­ностью, то аланской элите удалось переместить центр своей борь­бы на южные территории Алании (современная Южная Осетия), и попытаться здесь воссоздать новую Аланскую государственность (Блиев М.М., Бзаров Р.С.). Эти расчеты опирались на несколько фак­торов, благоприятствовавших таким планам: во-первых, – это освоенность территории осетинским этносом уже с прежних вре­мен, во-вторых, – более безопасное расположение южных терри­торий по сравнению с северными, в третьих – направленность на юг резко возросших после нашествия монголов миграционных потоков.
Однако стремление алано-осетин возродить государственность на своих южных территориях натолкнулось на встречное сопротивление грузинской фео­дально-политической элиты. Грузинские правители стремились не допустить реализацию планов по воссозданию независимой государственности на территории Южной Осетии и стали предпринимать активные шаги по установлению контроля над Южной Осетией. Подобная политика неизбежно встречала сопротивление южных осетин, пытавшихся отстоять былую независимость. Поэтому по оценкам исследователей, «если в целом притязания на Южную Осетию как на «собственное владение» становились тра­диционным политическим курсом грузинской феодальной влас­ти, то так же и борьба с этим курсом в Южной Осетии приобре­тала устойчивые черты социальной и политической культуры югоосетинских обществ» (Блиев М.М., Бзаров Р.С.).
Следует подчеркнуть, что достаточно длительный период противостояния с Грузией неизбежно способствовал накоплению определенного коллективного опыта борьбы южных осетин за независимость. Спецификой данного опыта стала его определенная консервация в исторической этнической памяти, которая может быть определена как «устойчивые и широко распространенные восприятия и представления группы о своем прошлом, действиях и мотивации героев, и действий чужих…» (Карагезов Р.). При этом «память коллективная тесно связана с формированием индивидуальной и коллективной идентичности, с моральными аспектами прошлого» (Трубина Е.Г.). В этом плане очевидно, что коллективная историческая память становится одним из серьезных источников и факторов этнонациональной самоидентификации.
Исходя из этого, становится очевидным, что подобный характер коллективной исторической памяти южных осетин способствовал формированию в этническом самосознании устойчивой идеи независимости от Грузии, которая с неизбежностью становится составным элементом всей югоосетинской идентичности в целом. Подобный социально-психологи-ческий феномен на практике может быть легко обнаружен и подтвержден в различных памятниках или документах, таких, к примеру, как меморандум Национального Совета Южной Осетии от 1919 года, который еще в тот период декларировал: «Осетины считают, что союз Южной Осетии с Грузией представляет собой несправедливый акт не только с политической точки зрения, который послужит причиной постоянных конфликтов, но этот акт не будет обоснован и с точки зрения культурной жизни. Что касается материальной культуры, то с этой точки зрения Осетия очень отличается от Грузии, что уже давно было отмечено в науке» (газ. Южная Осетия. 28.08.1993.).
В современных же условиях идея независимости от Грузии, формировавшаяся на протяжении длительного времени и ставшая частью этнонациональной идентичности южных осетин, легко трансформируется в идею государственной независимости и становится таким образом важнейшим идеологическим обоснованием государственности Республики Южная Осетия. Учитывая длительный историко-политический контекст формирования данной идеи и ее современную трансформацию, идея независимости и предлагаемая ею модель независимого развития могут рассматриваться в качестве важнейшей модели последующей эволюции национальной государственности Южной Осетии.
Таким образом, идея югоосетинской независимости формировалась в условиях сложных социально-политических коллизий и на протяжении длительного времени. Базируясь на мощном историко-политическом пласте, идея независимости становится составной частью этнического самосознания и этнонациональной идентичности южных осетин.

2. Идея вхождения Южной Осетии
в состав России
Стремление войти или же оставаться в составе крупных национально-государственных образований – явление достаточно характерное для малочисленных этносов и национальных меньшинств, чувствующих себя более защищенными в их границах. При условии, конечно же, отсутствия дискриминационной политики государства, центральные органы которого проявляют достаточную терпимость к национально-культур-ным отличиям, подобные юнионистские настроения могут служить весомым основанием формирования идеологии национального самоопределения нацменьшинств.
Идея вхождения Южной Осетии в состав России, или же идея пророссийского юнионизма, находит отчетливое проявление на уровне югоосетинского массового и элитарного политического сознания. Опросы общественного мнения свидетельствуют, что основная суть данной идеи выражена в достаточно простой и лаконичной формуле, четко фиксируемой респондентами: «Южная Осетия стремится к вхождению в состав России, поскольку именно там можно полноценно сохранить себя и выжить, как это смогли сделать северные осетины» (Материалы экспертного опроса автора).
Среди особенных характеристик югоосетинской (как и общеосетинской) идеи вхождения в состав России следует определить, во-первых, ее безусловность, поскольку Южная Осетия всегда стремилась войти в состав России при любых, даже самых неблагоприятных для нее, обстоятельствах и ничего не требуя взамен. Во-вторых, данная идея никогда не обрывалась, была перманентной со времен первых российско-осетинских контактов на высшем уровне (между первым осетинским посольством и императрицей России в сер. 18 века). И, в-третьих, данная идея превратилась в традиционную доминанту массового этнического сознания. В силу подобных своих характеристик идея вхождения в состав России приобретает в югоосетинском этнонациональном сознании максимально широкий охват и по критерию популярности становится достаточно высокорейтинговой.
В плане генезиса югоосетинского юнионизма следует, конечно же, иметь ввиду, что на формирование «концепции юнионизма оказывают значительное влияние внешние и внутренние факторы» (Вотякова А.В.). В этом контексте стремление к вхождению в состав России имеет в югоосетинском массовом и элитарном сознании достаточно устойчивую традицию и обусловлено давней политической ориентацией на Россию всей Осетии в целом и Южной Осетии в частности.
Среди внутренних факторов ориентации Южной Осетии на Россию следует признать, несомненно, стремление сохранить этнонациональную идентичность в условиях достаточно динамичной этнической турбулентности в регионе Центрального Кавказа, который на протяжении многих веков не раз становился ареной острых столкновений разнонаправленных интересов и устремлений различных противоборствующих сил. В данном контексте вхождение в состав России всегда расценивалось, начиная с первого обращения осетинского посольства в Петербург, а также и в последующие исторические периоды как важнейшая гарантия и условие сохранения этнонациональной идентичности, а порой и физического выживания осетинского этноса в целом и югоосетинской его части в частности. В периоды крупных общественно-политических разломов Южная Осетия, несмотря на все издержки процесса объединения с Россией, всегда исходила из неоспоримого для нее факта, что только уния-союз с Россией поможет малочисленному этносу выжить в условиях коренных трансформаций.
Так в условиях распада Российской империи Южная Осетия апеллировала к России, стремясь войти в ее состав. В период гражданской войны в России Юго-Осетинский Национальный Совет в 1919 году выступил с официальной декларацией своих политических позиций, обращенной к миссиям держав Антанты, находящимся в тот период в Грузии: «В случае, если русский вопрос будет решен на мирной конференции в смысле восстановления России на принципах федерализма, то Осетия (имеется в виду Южная – И.С.), ввиду наличия в ней интеллектуальных и экономических сил, полностью рассчитывающих на независимое существование в качестве федеративной единицы, желает войти как таковое в Русское государственное образование» (газ. Южная Осетия. 28 августа. 1993.). В условиях распада СССР Южная Осетия провела на своей территории два референдума, на которых практически все осетинское население республики высказалось за сохранение СССР и вхождение в состав России. Согласно позиции правительства Южной Осетии, изложенной в официальном заявлении её президента, по историческим документам Южная Осетия еще с XVIII века является частью России: «Есть документ о вхождении единой Осетии в состав Российской империи в 1774 году, и нет документа о выходе южной части Осетии ни из Российской империи, ни из Российской Федерации» («Две Осетии сегодня – одна Алания завтра»).
Стремление сохраниться в условиях российского этнополитического пространства основано на убежденности в том, что именно российская этнокультурная и политическая среда являются наиболее благоприятными для достижения данной цели. В этом плане очевидно, что традиционная ориентация Южной Осетии на Россию и стремление войти в ее состав имеют определенную культурно- цивилизационную основу, когда русский этнос по культурно-языковым, религиозным и историческим параметрам рассматривается как близкий и родственный по своему происхождению и природе. Поэтому Россия рассматривается в осетинском этнонациональном сознании как важнейший цивилизационно -культурный ориентир и родственная этнонациональная общность, в условиях которой не должно возникать принципиальных противоречий и тем более дискриминации по этническому признаку. Следствием подобной культурно -цивилизационной ориентации Южной Осетии на Россию стал и русско-осетинский билингвизм, который достаточно прочно утвердился здесь, несмотря на многочисленные попытки грузинских миссионеров и грузинской православной церкви установить в Южной Осетии грузино-осетин-ское двуязычие.
Среди внешних факторов генезиса югоосетинского юнионизма следует рассмотреть факторы военно-политического порядка, когда Россия рассматривалась всегда как самый надежный военно-политический союзник Осетии в регионе, а для Южной Осетии такое союзничество имело стратегическое значение в условиях перманентного противостояния с Грузией. И в этом контексте, очевидно, что югоосетинский юнионизм дополнительно подпитывался характером и состоянием отношений с южным соседом – Грузией. В ситуации мирного состояния отношений с Грузией юнионистские настроения в Южной Осетии в силу их значительной конъюнктурной зависимости могли переходить в латентную фазу, а в ситуации же их обострения югоосетинский юнионизм с легкостью переходил в фазу манифестную. При этом пророссийский юнионизм открыто декларировался элитарными кругами и на массовом уровне, несмотря на все издержки вероятного объединительного процесса.
Помимо генезиса следует иметь ввиду такую важнейшую составляющую югоосетинского юнионизма, как проблема его практической реализации. Так в отличие от идеологической составляющей, носившей практически безусловный и открытый характер, политические аспекты вхождения в состав России для Южной Осетии после распада Российской империи были всегда непреодолимым препятствием в плане реализации идеи. И хотя «для реализации юнионистских проектов необходимо планомерно и последовательно устранять препятствия, стоящие на пути объединения» (Вотякова А.В.), самостоятельное решение данной задачи для маленькой Южной Осетии было совершенно немыслимым.
Данное обстоятельство накладывало особый отпечаток на весь югоосетинский юнионизм и идеологию югоосетинского самоопределения в целом, вынуждая югоосетинскую сторону в отличие от североосетинской, рассматривать вероятные альтернативные варианты решения проблемы самоопределения, сохраняя при этом по максимуму и открыто манифестируя свое стремление к объединению с большой страной (Россией). В подобных ситуациях стремление к вхождению в состав России за неимением практической возможности реализации такого проекта практически полностью переходило в идейно-психологическую сферу, оставаясь при этом также важнейшей доминантой массового сознания и обретая полумифологизированный статус «вековой мечты осетинского народа».
Следовательно, идея вхождения в состав России также становится неизменной константой и посему важнейшим элементом югоосетинской идеологии национального самоопределения. Однако данная константа функционально значительно привязана к текущим политико-правовым обстоятель-ствам в регионе. В условиях военно-политической стабильности она функционирует преимущественно в латентном состоянии. Активное же манифестирование данной константы происходит в периоды нарушений стабильности в регионе и, в особенности, в условиях роста внешней угрозы с юга.
Также очевидно, что идея вхождения в состав России приобретает дополнительный импульс в силу накладывания на другую константу югоосетинского национального проекта – идею объединения с Северной Осетией, уже входящей в состав России. Данное обстоятельство, несомненно, значительно усиливает «северную» политическую ориентацию и «северный вектор» в идеологии национального самоопределения Южной Осетии. Стремление к объединению с Россией вплоть до сегодняшнего дня остается стержневым элементом всей идеологии, а также политического процесса самоопределения Южной Осетии в целом.

3. Идея воссоединения Южной Осетии
с Северной Осетией
Осетинский этнос по праву относится к разряду разделенных этнических общностей, поскольку одна часть этноса – северные осетины проживают в пределах Российской Федерации, а другая его часть – южные осетины за пределами РФ. Следует отметить, что основные параметры этого феномена (разделенности – И.С.), как объективного, так и субъективного порядка, позволяют отнести разделенность осетинского народа к разряду ситуаций, получивших общемировое признание и ставших уже классическими в международной практике, таких, к примеру, как ситуация с курдами, басками, азербайджанцами, пуштунами и т.д.
Ситуация этнической разделенности, в которой оказался осетинский этнос, генерировала в элитарном и массовом этническом сознании рост воссоединительных, или ирредентистских, настроений и идей различной силы и масштабности в зависимости от конъюнктуры, что в свою очередь оказывало определенное воздействие на формирование идеологии и политики осетинского самоопределения в целом и югоосетинского в частности. Причем это воздействие в зависимости от политико-правовой конъюнктуры приобретало разную силу в различные исторические периоды. По аналогии с генезисом ирредентистской идеологии разделенных этносов Европы, который согласно исследовательским оценкам «шел «изнутри» и был детерминирован потребностями самих этнических групп» (Ю.А.Балашов), осетинская ирредентистская идеология также формировалась под влиянием определенного комплекса внутренних факторов, детерминировавших векторы взаимного притяжения разделенных частей этноса.

Среди факторов генезиса ирредентистской идеологии в осетинском этническом сознании наибольшую роль играли негативные последствия, которые ситуация разделенности продуцировала в сфере общественно-политичес-кого и этнокультурного развития осетинского этноса.
В социально-политической сфере ситуация разделенности привела к появлению у осетинского этноса двух различных форм политической самоорганизации. В силу ряда обстоятельств у северных осетин опыт политической самоорганизации оказался шире, поскольку Северная Осетия развивалась в рамках Российской Федерации, которая всегда способствовала процессу развития политических форм самоорганизации национальных меньшинств. Что же касается Южной Осетии, то у южных осетин опыт политической самоорганизации оказался намного меньше, и их историческая судьба в этом отношении сложилась менее удачно. Причиной было то, что в Тбилиси всегда, как в досоветское, так и в советское время очень болезненно относились к оформлению политических статусов национальных меньшинств в любом варианте. Поэтому на Юге Осетии постоянно наблюдалось ущемление национальных прав осетин. Различные формы политической самоорганизации осетинского этноса неизбежно способствовали нарушению внутренней консолидированности единого осетинского этноса, когда даже в начале 1990-х гг. на момент возникновения проблемы разделенности в международно-правовом плане осетинский этнос не проявил сколь-нибудь значительной активности по преодолению этой вековой проблемы.
Наиболее угрожающей для этнонациональной идентичности складывалась ситуация в этнокультурной сфере, поскольку в ситуации разделенности этнокультурные составляющие несут на себе значимую дифференцирующую нагрузку. В случае с осетинским этносом можно констатировать, что разделенность привела к усилению этнокультурных различий между двумя частями этноса, к определенной разорванности национального сознания и единое общекультурное развитие осетинского народа было нарушено. В этой ситуации в качестве определенного защитного механизма в этнонациональном сознании стало формироваться стремление к воссоединению, что позволило бы нивелировать сложившиеся этнокультурные различия и предотвратить риски и угрозы для общей идентичности в целом.
Другой фактор, значительно повлиявший на генезис ирредентистской идеологии, – это формирование этнической интеллигенции, начинающей раньше всех осознавать последствия разделенности и главное артикулировать этнические интересы в направлении генерирования ирредентистских настроений. Согласно исследовательским оценкам «генезис проблемы разделенных этносов был бы невозможен без участия еще одного фактора – социального, связанного с появлением в среде данной категории этносов интеллектуальной элиты, способной сформулировать ирредентистскую идеологию, мобилизовать социальные слои, заинтересованные в объединении и противостоянии с разделяющими государствами, а также возглавить объединительное движение» (Ю.А.Балашов). В этом отношении осетинский этнос отличался еще со времен Российской империи, а впоследствии и в советские времена, достаточно интенсивным процессом становления и развития этнической интеллигенции, как на севере, так и юге Осетии, поскольку осетины достаточно быстро приобщались к российскому социокультурному пространству и на его основе стремились возродить и развивать собственную этнонациональную культуру.
Следует отметить особенности функционирования ирредентистских идей, механизмы которых, как правило, бывают в значительной степени привязаны к характеру конкретной конъюнктуры в регионе, когда разделенные этнические группы гибко реагируют на изменения политической конъюнктуры, происходящие как на международной арене, так и во внутриполитической жизни отдельных государств. И в этом плане сила и устойчивость идеи объединения всегда бывают сопряжены с действием определенного ряда как благоприятных, так и неблагоприятных факторов, и в особенности их соотношением, что в свою очередь создает определенные шансы и риски в плане успешной реализации идеи.
Среди главных благоприятных факторов, всегда способ-ствовавших осетинским объединительным тенденциям – это практическое отсутствие между двумя Осетиями фундаментальных этнокультурных отличий. Практическое отсутствие этнолингвистических различий между северными и южными осетинами говорит о том, что северная и южная части Осетии все время тесно общались друг с другом. Именно отсутствие различий и явилось основной причиной стремления населения обеих Осетий к объединению, а также наличие политической воли у обеих осетинских элит к решению проблемы. Среди политических факторов, всегда благоприятствовавших объединению Осетии, выступала ориентация всего осетинского народа на союз с Россией и достаточно дружелюбное отношение России, как досоветской, так и советской, к Осетии в целом.
Однако на осетинскую ирредентистскую идею значительное влияние оказывали и неблагоприятные факторы. Среди таковых, конечно же, следует отметить наличие между двумя Осетиями Главного Кавказского хребта в виде практически непреодолимого географического препятствия. В этом плане Главный Кавказский хребет, безусловно, объективно создавал определенные естественные преграды для административного и экономического объединения двух регионов.
Другой не менее мощный фактор, всегда препятствовавший объединению Осетии – это международное право, которое не содержит никаких правовых процедур, регламентирующих каким-либо образом объединительные процессы разделенных народов. Основная проблема здесь заключается в том, что с точки зрения международных норм воссоединение разделенных народов всегда рассматривается как отторжение части одного государства в пользу другого. И это создает нежелательный для мирового сообщества прецедент, связанный с перекройкой существующих между государствами границ, чего не допускают практически все международно-правовые документы.
В целом следует отметить, что соотношение благоприятных и неблагоприятных факторов в новейшей истории Осетии почти всегда складывалось как негативное с явным преобладанием высоких для этноса угроз и рисков. Видимо в силу отчетливого осознания этих рисков ирредентистская идея в Осетии, как Северной, так и Южной, так и не достигла состояния значительной политизации. В этом контексте можно констатировать, что в Осетии идея воссоединения не становилась безусловно доминирующей в этническом сознании, не приводила к массовым вспышкам протестных настроений и активизации национального ирредентистского движения. Однако в Южной Осетии идея окончательного решения проблемы разделенности – объединения с северными осетинами в этническом сознании никак не отменяется, а откладывается на неопределенное время – дальнюю перспективу, формулируется как конечная цель (программа-максимум) югоосетинского национального проекта («мечта осетинского народа»). Сила объединительных идей и ирредентистские настроения оставались и остаются достаточно живучими и актуальными в югоосетинском массовом этническом сознании, в особенности среди интеллектуальной элиты, в большей степени привязанной к общеосетинским этнокультурным идеалам и ценностям.
Следовательно, ирредентистские идеи и настроения в югоосетинском этническом сознании также играли значительную роль в формировании идеологии югоосетинского самоопределения, став также одним из важнейших ее элементов. Вместе с тем механизмы функционирования ирредентистских идей были в значительной степени привязаны к политико-правовой конъюнктуре в регионе и их актуализация и выход на авансцену политики становились возможны лишь в случае крупных общественно-политичес-ких кризисов и потрясений. В ситуации с Южной Осетией значительную роль продолжали играть два более крупных этнополитических игрока в регионе – Россия и Грузия, от позиций которых зависела конечная судьба осетинского ирредентистского проекта. К примеру, общеизвестно, что в новый и новейший период истории Южной Осетии Грузия неоднократно успешно препятствовала реализации осетинских объединительных идей. В целом, идея объединения с Северной Осетией продолжала оставаться и остается по сегодняшний день важнейшим составным элементом всей идеологической системы национального самоопределения Южной Осетии.
Санакоев Инал Борисович, кандидат политических наук, старший научный сотрудник ЮОНИИ им З.Н.Ванеева
ИА «Рес»