Среди народов Северного Кавказа, приверженных старому патриархальному укладу жизни, осетины в достаточной степени смогли сохранить свои язык, культуру, религию, традиции почти в первозданном виде. Во многом этому способствовала длительная изоляция народа в горах после опустошительных набегов монголо-татар и орд Тимура. И хотя, территориальная близость и крепкие связи с соседними народами не могли не оставить свой след, осетины и сегодня в пределах возможного, бережно хранят Фарн предков и их духовно-нравственное наследие.
Когда заходит речь о наших традициях и обычаях, почему-то всегда начинают с описания народных праздников, элементов застолья и т.п. Несомненно, они важны. Но есть и другая составляющая нашего бытия, которая на сегодняшний день гораздо более актуальна и важна. Это – духовно-нравственный мир осетина, нормы его поведения и правила взаимоотношений с окружающим обществом.
Как известно, государственно-правовые институты и светские законы пришли в нашу осетинскую жизнь сравнительно недавно – пару сотен лет назад.
На протяжении многих веков для горцев незыблемы были другие законы – неписанные нормы поведения, эдакий своеобразный кодекс чести. Адаты, как их принято называть в русскоязычной среде, были отработаны веками и удивительно действенны. Они также не были лишены элементов демократизма и социальной справедливости.
В каждом горном обществе (селении, ущелье) действовал совет старейшин – Ныхас (букв. – «слово, разговор»). Для разрешения спорных вопросов собирался народный суд – Тæрхон, где вершили справедливость наиболее мудрые, уважаемые и взвешенные люди.
В общественной жизни осетин с древнейших времен ныхас играл важную роль. В каждом осетинском ауле имелось определенное место, обычно в центре аула, для сборища стариков. Старики на «ныхасе» сидели на больших камнях, которые от долгого употребления не только отшлифовались, но даже приняли форму человеческого таза…
На «ныхасе» старики занимали места строго по старшинству. Если встать лицом к сидевшим на «ныхасе» старикам, то самый старший, являвшийся председателем «ныхаса», занимал второе с края место с левой руки. Сидевший с правой стороны старик, занимавший крайнее место, считался заместителем старшего. Все остальные старики занимали места строго по старшинству по левую сторону. Кроме стариков на «ныхасе» всегда бывало много молодых людей, не имевших права сидеть при старших, а потому чинно стоявших на левом конце «ныхаса». Молодые люди с почтительным вниманием слушали рассказы стариков. «На «ныхасе» люди собирались не только для обсуждения важных общественных вопросов, но и для того, чтобы послушать новости дня.
«Ныхас» в прошлом осетинской действительности представлял собою такую родовую организацию, в которой каждый пользовался правом голоса. Старший предоставлял право голоса и молодым людям, когда в этом была необходимость. Молодой человек, которому предоставлялось слово, выходил на середину «ныхаса», чтобы его было видно и хорошо слышно всем старикам, и держал слово. Он говорил кратко и внятно по интересующему всех вопросу, после чего опять занимал своё место в ряду молодых людей. Надобно сказать, что молодые люди на «ныхасе» учились у стариков ораторскому искусству, почтительному отношению к старшим, знакомились с нормами обычного права, с мировоззрением и нравственными понятиями своего народа. «Ныхас» являлся своего рода «парламентом» родовой организации, в котором формировалось общественное мнение, обязательное для всех членов общества. На «ныхасе» обсуждались важнейшие вопросы общественной жизни данного общества.
Понятия осетина о чести и человеческом достоинстве формировались в условиях доклассового общества, в котором лозунг «один – за всех и все – за одного» являлся основным. В сознании осетина личное и родовое были неотделимы. Каждый член родового коллектива считал себя ответственным за свой коллектив, а родовой коллектив, в свою очередь, считал себя ответственным за каждого своего члена. Отсюда осетин, оберегая свою честь и достоинство, одновременно оберегал честь и достоинство своего родового коллектива.
Осетин считал себя оскорбленным, когда кто-нибудь дотрагивался до его головного убора. Шапка, по понятиям горца, вещь священная и неприкосновенная. Поэтому ни о каком другом предмете своей одежды горцы не заботились так, как о своей шапке. Горец мог ходить в рваной черкеске и рваных чувяках, но чтобы головной убор у него был образцовый. Как бы беден ни был горец, но шапку всегда старался иметь отличную. Когда хотели пристыдить мужчину за трусость, ему говорили, что он не достоин носить шапку и пусть сменит ее на платок, и тогда не будет к нему претензий, предъявляемых вообще к мужчине.
Своеобразны и специфичны понятия осетин о стыде. Весь комплекс понятий осетина о стыде по своему характеру может быть сведен к двум основным группам. К первой группе понятий, порочащих доброе имя человека, следует отнести нормы его поведения в обществе, а ко второй – нормы поведения человека в его личной жизни. О степени воспитанности человека в осетинском обществе принято было судить прежде всего по его отношению к старшим и умению вести себя в обществе. Благородный и воспитанный в духе осетинских патриархальных обычаев человек должен был относиться к старшим с большим уважением и предупредительностью. Проявленное непочтение к старшим, которое осуждалось общественным мнением, у осетин считалось стыдом, роняющим доброе имя человека. При старших младшему нельзя было сидеть, при разговоре нельзя было перебивать его, малейшее желание старшего следовало предугадывать и предупреждать, услуживать ему, знать свое место на «ныхасе», за столом и в пути, когда приходилось ехать куда-нибудь верхом со старшим. Среди молодых старший пользовался непререкаемым авторитетом. Недаром в осетинском народе сохранилась любопытная поговорка: «Зарондан фиддзаг ниссарфа финдз, уадтай бафарса зундабал» («Старшему сперва вытри нос, а потом спроси у него мудрого совета»)…
Со своей стороны и старший в отношении к молодым должен был вести себя в высшей степени корректно и тактично, не злоупотребляя своим положением.
Большим стыдом у осетин считалось без приглашения, приходить на поминки или пиры. Правда, непрошеного гостя никто не стал бы стыдить, но своим отношением к нему каждый давал ему понять, что поступок его, с точки зрения народных обычаев, заслуживает осуждения. Среди осетин сохранилась интересная поговорка: «Дæ гуыбыны фæдыл ма цу» («Не следуй за своим желудком»). В этой поговорке отражены взгляды осетин, говорящие о том, что человек должен быть выше всякой сытости и что не желудок должен регулировать его поведение за столом, а его рассудок, который должен воздерживать его от предосудительных, с точки зрения общественного мнения, поступков…
За столом осетин занимал подобающее ему по возрасту место и строго соблюдал освященный веками застольный этикет. Старики за столом вели себя очень чинно. Нередко кто-нибудь затягивал песню в честь Уастырджи, а ему вторили почти все присутствовавшие здесь старики.
Осетин к голоду относился пренебрежительно. Проявить чувство голода, по его понятиям, было стыдно. И стоило немало усилий, чтобы осетина, даже когда он заведомо голоден, уговорить сесть за стол. А когда он садился, ел мало, причем сам процесс еды и хозяин и гость старались завуалировать приятным разговором…
Еще большим стыдом, чем обжорство, у осетин считалось напиться пьяным. За общим столом осетины выпивали изрядное количество горского пива или араки. В результате выпитого осетины, правда, веселели, но ввиду того, что они знали меру, ни одного пьяного встретить было нельзя. За молодого человека, но в меру употреблявшего спиртные напитки, будь он даже из хорошей семьи, никто не выдал бы замуж свою дочь.
Не меньшим стыдом в осетинском обществе считалась трусость, независимо от того, где она была проявлена – при встрече ли с кровником или на войне. Трусливый человек покрывал свою голову и весь свой род позором. Человека, проявившего трусость на войне, в осетинском обществе бойкотировали и презирали. О человеке, проявившем трусость, народ складывал позорящую его имя песню, и, наоборот, о человеке, совершившем героический поступок или погибшем в неравной борьбе смертью храбрых, тоже складывали песню, которая увековечивала добрую память о нем в народе…
Чувство честности в осетине было сильно развито. Не будет преувеличением, если сказать, что осетин не имел понятия о лжи или обмане человека человеком. Общеизвестно, что среди осетин не существовало никаких письменных гарантий. Единственной гарантией во взаимоотношениях людей было слово. Слово осетина соблюдалось очень строго, а потому оно среди них имело силу письменного документа. Если осетин давал слово, можно было совершенно не сомневаться в том, что он сдержит его до конца. Под честное слово, без всяких свидетелей, осетин давал осетину в долг деньги или домашний скот с условием уплатить его стоимость к обусловленному сроку. И осетин всегда точно выполнял свое слово… Клятве принято было верить, так как в осетинском обществе все были уверены, что никто не принесет ложной присяги или клятвы. Если подозревали осетина в совершении какого-либо преступления, но осетин принял присягу или поклялся, что он не совершал преступления, с него снималось всякое подозрение. Осетин за выраженное ему доверие всегда отвечал доверием. Он очень высоко ценил доверие человека и, напротив, считал для себя тяжелым оскорблением, если выражали ему недоверие».
В осетинской жизни, всегда присутствовало много «æмбæлы» или «не’мбæлы» (принято не принято). И все-таки были основополагающие нормы, на которых всегда держались дух народа, его сила и единство, как фундамент, без которого не может быть здания. Это – уважение к старшим, уважение к женщине, сохранение чести и достоинства. И если по утверждениям Франко Кардини, Бахрах, Литлтон и других европейских ученых, западные аланы оказали существенное влияние на становление средневековых рыцарских традиций в Европе, в Осетии эти традиции сохранялись на протяжении многих веков, являясь частью нашего «æгъдау» – кодекса поведения. В какой-то степени они присущи и сегодняшним осетинам.
Неправильно думать, что уважение к старшим сводилось лишь к безоговорочному подчинению им. Это, скорее всего, дорога двухсторонняя. Потому-что и мудрые старшие всегда уважительно относились к младшим, их стремлениям и нуждам. А тот старший, который этого не понимал, терял уважение.
В присутствии старших и женщин или же за столом, например, не может быть никаких вольностей, хамства, сквернословия. Сдержанно и скромно принято себя вести также возле храмов, святых мест, кладбищ, Словом, в осетинском обществе придерживалось многих «табу» – неписанных запретов того, что считалось недостойным и унизительным. И если человек шел наперекор правилам и нормам поведения он навлекал на себя позор и презрение окружающих. И не только на себя, но и на всю семью, род, село. В тех условиях, это было хуже физической смерти. В самых крайних случаях на сельском сходе или Ныхасе человеку (чаще всей семье) могли объявить «Хъоды» – всеобщее презрение и отчуждение. «Хъодыгонд» оказывался в общественном вакууме, как неодушевленный предмет. Никто не имел права общаться с таким или оказывать ему какую-либо помощь. А нарушивший обычай «Хъоды» сам рисковал оказаться в том же положении.
В условиях патриархального общества, любые мало-мальски значимые решения всегда принимались мужчинами. Мужчина был главой семьи и женщина никогда не смела перечить ему, особенно на людях. Ведь этим самым она унижала его, а значит и себя и всю семью. Умная женщина всегда старалась возвысить своего мужа в глазах окружающих, а спорные вопросы решались дома.
Раньше женщина не вмешивалась в разговор мужчин, не присутствала на Ныхасе, не имела права ходить во многие святилища, такие как Реком. Но наряду с этим, женщина, как хранительница очага, пользовалась большим уважением и почетом. С этим уважением связано много старых осетинских традиций. Красива и благородна, например, древняя традиция немедленно прекращать поединок, если женщина бросает свой платок между дерущимися (на снимке: фрагмент из хореографической постановки «Поединок»).
Интересен и неоднозначен обычай «уайсадын» – когда невеста не имела право разговаривать в присутствии старших членов семьи: свекра, свекрови и братьев мужа. Этот обычай держал невесту на достаточном расстоянии от старших и не давал ей перейти грань дозволенности и приличия (æгъдау).
В больших семьях женщины (свекровь, дочери и невесты – строго по старшинству и положению) распоряжались чисто женскими делами: приготовлением пищи, уходом за детьми и т. п. Большим позором мог покрыть себя мужчина, «совавший нос» в эти дела. Поэтому, осетин никогда не готовил пищу в семье, не шил, не ткал, не стирал, не ласкал детей и не брал их на руки в присутствии посторонних или старших.
Уделом мужчин были тяжелый физический труд, обеспечение семьи всем необходимым, ответственность за семью и род, а также их защита. Словом мужчина должен был быть безусловным добытчиком, распорядителем и воином. Мальчиков с раннего детства воспитывали в спартанском духе, без баловства, в труде и готовности к защите. В нужде и тяжелых условиях горской жизни молодые люди постигали науку жизни, тренировали дух и тело, упражнялись в воинских искусствах. Большим почетом пользовались те молодые люди, которые лихо джигитовали, стреляли из винтовки и фехтовали. Необходимыми атрибутами также считались умение красиво плясать и петь. Перед тем как выдать замуж девушку, её родня проверяла жениха по всем этим категориям, и только после этого ему давали оценку : «достоин – не достоин». Знатностью и богатством нельзя было добиться того уважения, которое каждое осетинское общество питало к храбрым и решительным удальцам.
Девочек же, наоборот, воспитывали скромными, сдержанными, целомудренными и женственными. Любая вольность, дерзость или проявление качеств, присущих мужчинам (как то: деловитость, твёрдость характера, стремление к лидерству и т.п.), могли покрыть имя девушки таким позором, что потом ни один достойный юноша не стал бы свататься к ней.
Во взаимоотношениях мужчин и женщин, их поведении на людях, всегда главными элементами были скромность и сдержанность. Считалось неприличным говорить о своей жене или, тем более, хвалить её. А если всё-же приходилось упоминать о ней, или о детях, мужчина всегда, как-бы просил прощения у окружающих («Уæ фарн бирæ …»).
При этом муж и жена не называли друг друга по имени. Обходились выражениями типа «Не фсин» (наша хозяйка), «Сывæллæтты мад» (мать наших детей), «Нæ къæбæргæнæг» (Готовящая нам пищу), «Нæ лæг» (Наш мужчина), «Нæ хæдзары хицау» (Глава нашего дома) и т.п.
Весьма непристойными считались прилюдные громкие ссоры между мужем и женой, или ругань детей. Уважающий себя мужчина никогда не поднимал руку на женщину, даже на свою жену. Но при этом, мужчина всегда был бесприкословным хозяином и главой дома, любое слово которого для домочадцев было законом, не подлежащим обсуждению.
Подготовила З. КАБУЛОВА