Народная мудрость гласит: «За двумя зайцами погонишься и ни одного не поймаешь». Но и народ – живые люди. А человеку свойственно ошибаться. Можно сказать, и поговоркам не всегда можно верить. К такому мнению можно прийти, думая о жизни и творчестве в данное время самого известного осетинского писателя, ученого и общественного деятеля Нафи Григорьевича Джусойты. Ни одно значимое мероприятие в Осетии, особенно в осетинской словесности не проходит без участия уважаемого Нафи. Он за двумя зайцами не гонялся. Но разные проблемы Осетии легли и на его плечи, и от имени тех, кто прошел славную и тяжелую жизненную дорогу, он имеет право сказать с гордостью: «Мы – люди вершин и ущелий, Чета ль мы форелям немым? И песен оставить ужели Не сможем потомкам своим? («Рождение осетинской песни», перевод Я. Козловского).
Слова, рожденные в его душе, всегда пронизаны любовью и мудростью. И это дает возможность исследователям его многогранного творчества говорить с пафосом. Для лауреата государственной премии, талантливейшего писателя и ученого, профессора, борца за осетинские идеи Шамиля Джикаева он – «борец» («тохгæ-нæг»). Лауреат государственной премии СССР, народный писатель Кабардино-Балкарской Республики Кайсын Кулиев был восхищен им: «…Многогранность дарования вызывает со стороны его товарищей и собратьев большое уважение к нему. А еще необходимо добавить к этому прекрасные человеческие качества Нафи – благородство, честность, совестливость, верность в товариществе и дружбе, пытливость и широту интересов». Для писателя и профессора, доктора филологических наук Алима Теппеева он – «один из вожаков крылатой стаи журавлей кавказской духовной культуры, аланский всадник, воплотивший в себе и мудрость веков, и отчаянный рывок горцев к постижению высот мировой культуры. Рядом с ним всегда хорошо и надежно».
Такие цитаты из произведений многих знаменитых ученых и писателей можно приводить и приводить – и похвальных (сам Нафи Григорьевич их называет «похвальные слова Фомы Смыслова!»), и критических, но, думаю, в данное время в этом больше нет смысла. Но нельзя не отметить, что мужество и страсть в его душе рождаются от любви к народу, от любви к Родине. Перед ними, как и полагается настоящему мастеру художественного слова и патриоту, чувствует себя должником, и это не дает ему покоя. Он постоянно думает о своем сыновнем долге перед ними («Чем же, люди, одарить мне вас?»): «Сын хороший весть о добром сне Матери подарит на рассвете. Чем же, люди, одарить вас мне, Пред горами отчими в ответе?»
Нафи Джусойты родился 27 февраля 1925 года в селе Ногкау Дзауского района в крестьянской семье. После окончания начальной школы в родном селе поступил в Кировскую среднюю школу. В 1941 году окончил школу и добровольно ушел в ряды Красной Армии.
По демобилизации Н. Джусойты вернулся на Родину и с конца 1945 по 1949 годы работал инструктором Юго-Осетинс-кого обкома компартии, потом – уполномоченным Главлита. Но молодой писатель твердо решил, что свою жизнь целиком и полностью посвятит художественному слову, и вскоре начал работать собственным корреспондентом газеты «Заря Востока» по Южной Осетии. В эти годы Нафи Григорьевич заочно окончил исторический факультет Сталинирского государственного педагогического института. Свою учебу продолжил в аспирантуре института русской литературы (Пушкинский Дом) в Ленинграде.
В 1953 году он успешно окончил аспирантуру и, защитив кандидатскую диссертацию на тему «Коста Хетагуров и русская литература», вернулся на родину в январе 1954 года. С той поры работает заведующим отделом литературы ЮОНИИ. Через пятнадцать лет, в 1969 году, успешно защищает докторскую диссертацию по теме «История осетинской литературы (конец ХIХ – начало ХХ вв.)». По совместительству несколько лет был заведующим кафедрой осетинского языка и литературы Юго-Осетинского пединститута, но никогда не расставался ни с исследовательским трудом, ни с творческими исканиями – всегда и везде оставался поэтом.
Первые литературные пробы Нафи Джусойты относятся к тому времени, когда будущий писатель учился в средней школе. Но как поэт сформировался в годы Великой Отечественной войны. В этом ему очень помогли русская классическая и военная поэзия. Первое стихотворение поэт опубликовал в № 4 журнала «Фидиуæг» в декабре 1945 года. Он относится к поколению писателей, которые боролись за освобождение Родины от фашистских захватчиков, а также – за развитие осетинской художественной литературы. Война принесла ему не только страдания, но и научила будущего писателя суровой и беспощадной правде, которая понадобилась ему в литературе для высокого накала слова.
Нафи целиком и полностью отдает себя литературе. Лучшие его стихи, написанные во время войны и после войны, вошли в его первый поэтический сборник «Сердце солдата» («Салдаты зæрдæ», 1949). Художественное слово поэта далеко от эффектных приключений. Ему свойственны конкретность, образность. В его стихотворениях «Осетинский солдат», «Когда отступая, вернулись в Осетию», «Окопы», «Три раза писари меня хоронили» и т. д. видим мужество и героизм советского солдата.
В центре внимания поэта – обыкновенный воин Красной Армии, которых на войне было миллионы, и автор с помощью поэтического слова передает его чувства, переживания и мечты. Рисует мужество и чувствительное сердце солдата кровопролитной войны. Не зря назвал свой сборник «Сердце солдата». Об этом единогласно скажут все литературные критики, говорящие о творчестве поэта – и его редактор, известный осетинский писатель Гафез, и поэты и литературоведы Хаджи-Мурат Дзуццати, Георгий Гагиев и др. Слово Нафи в осетинской поэзии было своеобразно, не походило на ту «поэзию», которую «творили» по «плану партии», хотя и у него было немало таких стихов. Хаджи-Мурат Дзуццати писал: «Стихотворения Нафи являлись новым явлением в нашей поэзии. Они носили с собой новшество, и когда некоторые не увидели в них свойства своих трафаретных, красивых, но пустых стихотворений, то им показалось, что они похожи на переводы».
Собственный голос Нафи Джусойты окреп скоро. В последующих книгах поэт показал неординарную силу своего таланта. Его голос резко отличается от других. Тематика произведений быстро расширяется, его внимание охватывает разнообразные стороны духовного мира современника. Многие стихи поэта философичны, он разрабатывает темы глубокой, чистой любви, эстетической позиции поэта в жизни. Он быстро и заслуженно становится запевалой в осетинской поэзии. И его главными темами скоро становятся Родина, история Ирыстона, гуманизм, истинная дружба народов.
Поэт правильно недоумевает: «Ужели это мужество, ответь, В стихах реветь израненным быком, А в жизни блеять жертвенным бараном?» Он прав, когда кричит во вес голос: «Достойно ль мужа явно и тайком Весь век блудить душой и языком, Мотаясь меж аллахом и шайтаном?»
Настоящий мужчина в такой ситуации «с высоты призванья своего» должен бросить «в землю сердце, как зерно весною». Но, к сожалению, мы еще очень далеки от такого понятия. Наши сентиментальные амбиции чаще всего нас бросают в гущу кровопролития. И вспоминаются строки А. Блока: «И вечный бой! Покой нам только снится Сквозь кровь и пыль…» Что это означает и целые народы куда ведут эти бои, известно поэту из истории наших предков: «Осетинская степь… Слышен конницы топот. И нельзя забывать Ради истины, славы, любви, Сколько воинов храбрых – Бритоголовых аланов – Под неправыми саблями Рухнуло в травы твои («Осетинская степь»). Его поэтические сборники «В трудном возрасте» («Зын кары»), «Безымянная книга» («Æнæном чиныг»), «Тихие слова» («Сабыр ныхæстæ»), «Вечерний свет» («Изæры рухс») и др. были явлениями в осетинской поэзии. Он является одним из поэтов, которые в осетинскую поэзию внесли образное видение. «Ночь в горах» – яркий пример этому:
Как плакальщица, тьма в ауле горном,
Накрапывает дождик у окна.
Тьма? То не мать ли в одеянье черном?
Дождь? То в слезах ли не моя жена?
Хаджи-Мурат Дзуццати утверждал, что он за ассоциативную образность в осетинской поэзии: «Образ чем больше новых ассоциаций порождает, тем его значимость выше», и что они работают и живут по высшей логике искусства – «по поэтической логике». И оценивая произведения такими критериями, невозможно не вспомнить великолепный цикл стихов Нафи Джусойты «Стихи, не сказанные матери».
Когда не стало матери лирического героя, отцовский очаг осиротел, «да уж мать не позвать», ему «вовек не откликнуться ей…», то в голову нехотя приходит старинное, суровое проклятие – «пусть закроется дверь за тобою!» – и не дает ему покоя. Все равно ждет ее возвращения.
Дом – как высохший рог,
Пусть очаг обветшалый.
Жизнь ушла за порог,
За тобой убежала.
Замер дом-сирота
И молчит бездыханно.
Настежь – дверь… Пустота –
Словно рваная рана.
И хотя поэт уверяет нас, что: «Незаметная горская мать умерла – И жила незаметно и тихо уснула», но народ «пришли попрощаться по свежим сугробам и оплакали горе». «Так печально глядели аульские дети, Словно мать хоронил здесь не я, а они». Когда горе одного человека становится горем народа, то это равнодушным не оставляет уже никого. Тем более сына. А если сын еще и поэт, то невозможно, чтобы боль из его груди не вырвалась в виде поэтической скорби: «Козленок почитался и, коль худо, То у нее защиту находил он. Щенка слепого оставляли в чаще, – Она о нем печалилась, бывало…Не мог птенец проклюнуться, усталый, – Она ломала дверь темницы белой, Случайный колос у дороги вянул – Из пригоршни полить его умела. А слабых больше всех она любила – Детей, телят и всходы, из-под спуда Земли проросшие, – ко всем благоволила – Ее блаженством было жизни чудо».
Не могу не вспомнить «Стихи об одиноком бизоне». Не только потому, что там тоже говорится о судьбе родителя. Это стихотворение чем-то напоминает о характере не только Нафи, но о характере беспокойно-гордого человека, о характере поэта в целом. Лирический герой был «с детства обучен на скалах отвесных волю чужую ценить, собственной воли сродни», потому и ненавидит – острогов для душ бессловесных. И поэт согласен стрелять в виновного хищника, «но жестоко и дико невинного в клетке держать». Дикий бизон – «поднебесного леса владыка скорбный рев издает».
Автор согласен с мнением дикого бизона – «он не баран, что в неволе готов без печали сладко сено жевать и плодиться на радость другим». Нынешние «дермократы», которые при сталинском режиме стукачами были и, по словам Солженицына, были арестованы с «врагами народа» по нехватке «плана», делают сейчас из своей «судьбы» большую политику.
Но мысль Джусойты яснее ясного: «социализм (коммунизм) не вымысел, не миф, как пытаются представить его псевдодемократы, а наука о возникновении, развитии и будущности человеческого общества». Другое дело, он ничего не прощал и не прощает тем, которые мешают народу строить свое свободное будущее.
Алим Теппеев утверждает: «Конец 1980-х – начало 1990-х… То было для страны время общего затмения, когда даже очень разумные люди теряли ориентиры, не ведали, что творили. Я видел, как остро, сердцем реагировал Нафи на глумление «демократов» над такими святыми понятиями, как дружба народов и дружба национальных литератур». Нафи и теперь остался таким, потому одобряет мнение свободолюбивого и непокорного бизона: «покорным бараном в зверинце не стань никогда»! Стихотворение своим свободолюбием, своей ритмикой покоряет сердца. Таких первоклассных, свежих стихотворений в советской поэзии нелегко было найти.
Творчество Нафи Григорьевича – многожанровое и многогранное. «Нафи Джусойты создал целый мир художественных творений, образов и картин, мир научных исследований, поразительных по своей глубине эстетических и этических мыслей», – рассказывает о художественных и исследовательских творениях писателя и ученого Аза Газдарова. В осетинской литературе не зря заняла заслуженное место сочная и привлекательная проза Нафи Григорьевича. С первых произведений писателя, – в этот жанр вошел с циклами новелл «Думы путника» («Бæлццоны сагъæстæ») и «Вернулся обратно» («Æрцыдтæн та ногæй»), – можно было догадаться, что в жанре прозы появился писатель широкого и сильного размаха крыл. Его рассказы, повести и романы не только тематикой, но и в жанровой форме обогатили осетинскую литературу. В них видим не только исторические («Кровь предков») и сказочные персонажи («Слезы Сырдона»), автор широко рисует жизненную панораму своего времени. Многие его произведения – о сложных переплетениях своеобразных людских судеб («Реки вспять не текут»). Потому постоянно привлекают к себе многочисленных читателей.
Повести писателя «Обида старого охотника» («Зæронд цуаноны тæргай»), «Белый-белый снег» («Урс-урсид мит»), «Песнь в два голоса» («Зарæг дыууæ хъæлæсæй») и особенно «Возвращение Урузмага» («Адæймаджы мæлæт») автору принесли большую известность. Произведения Нафи отличаются не только своим лирико-философским характером, но и манерой ведения рассказа, композицией образа хозяина жизни. Каждый его труд является развернутым монологом его литературных героев. В то же время они – раздумья писателя о происходящем. Все его мысли связаны с Родиной. На весь мир вокруг нас он смотрит глазами своего Ирыстона. Для Нафи весь мир – Ирыстон, Ирыстон – весь мир. Они для него так взаимосвязаны, что друг без друга не могут существовать.
Герои рассказов и повестей Нафи Григорьевича – люди старшего поколения и молодые наши современники, – мужественные, принципиальные и добрые по происхождению. Автор вместе с ними размышляет о месте человека на земле и о времени. О повестях Нафи можно говорить много, – они очень своеобразны в своем повествовании, – но достаточно выслушать мнение Алима Теппеева: «… повести, как «Возвращение Урузмага», «Обида старого охотника», «Белый, белый снег», «Песнь в два голоса» и другие, составляют одну из ярких страниц не только богатейшей осетинской, но и всей северокавказской прозы. Я считаю, что «Возвращение Урузмага» – это одно из самых выдающихся ее полотен, в котором глубоко и очень точно вылеплен осетинский национальный характер… Это очень личная, по существу исповедально-завещательная прозаическая вещь, написанная светлым и мудрым человеком, который всю жизнь честно и просто служит родному Слову». Об актуальности повести «Возвращение Урузмага» говорит и то, что она почти одновременно была переведена на русский, украинский и польский языки. Но как мастеру прозаического слова Нафи Григорьевичу первую, всенародную известность принес его историко-героический роман «Кровь предков». В осетинской литературе этот роман – героическая песнь благодарного потомка в честь благодарных предков («Безмолвная песня») является первым настоящим историческим романом. Автор рассказывает о борьбе свободных горцев-осетин Чеселтского ущелья против владельческих притязаний грузинских алдаров (князей) в 1830 году.
Тогда карательная экспедиция под предводительством генерала Ренненкампфа совершила свой кровавый поход в Южную Осетию. Грузинские ненасытно жадные алдары натравливали русских на свободолюбивый осетинский народ, всячески клевеща и обвиняя их в непокорности царю, в отказе от уплаты дани, в абречестве, в непризнании себя подданными царя и т. д. Свободные, непокорные осетины-крестьяне стали против войск Ренненкампфа, вооруженного пушками, сопровождаемого многочисленной грузинской милицией. И хотя в таком неравном поединке крестьяне потерпели поражение, но их свободолюбие не было сломлено. Борьба продолжалась, пока царь не признал горцев государственными свободными крестьянами: «В период первой половины ХIХ века в Юго-Осетии происходили массовые выступления. Особенно крупными были восстания 1804, 1810 – 1812, 1830, 1840 и 1850 годов. Крестьяне ущелья Большой Лиахвы отстояли свою вольность и личную свободу от притязаний помещиков. В феврале 1851 года правительственный сенат России признал незаконными притязания князей Мачабели на крепостное право над осетинами». Но писатель остановился на 1830 году и подробно, любя и осетинских, и русских (в лице Олега – Алæга) тружеников, нарисовал национально-освободительную борьбу своего народа.
В романе созданы живые образы положительных героев. Читатель не желает расставаться с ними. Ему близки исторические личности Ака Кабысты и Бега Коцты; но не менее привлекательны художественные образы – Курман Тотоев, Кандил, Темла, Солтан, Алаг и многие, многие другие.
Чем они привлекательнее, тем ненавистнее становятся отрицательные герои романа. Чего стоит только один поступок ненасытного алдара Бардзима Мачабели в Чеселтском ущелье! Когда в Чеселт приезжают с приставом Васильевым, чтобы собрать дань (не для русского царя, разумеется, а для своей выгоды) и от этой затеи у них ничего не получилось, то появилась у них другая идея, достойная только слабоумия и «чести» Мачабели – на пастбище у детей отнять телят и угнать их.
Каждый герой романа живет своей жизнью, но в это время выполняет свои художественные функции в придуманном автором сюжете. В том числе и образ первого осетинского поэта-просветителя Иуане Агузаты. После Иуане не осталось даже фотографий, но Нафи нарисовал его образ с такой достоверностью, что надобность в фотографическом портрете первого осетинского поэта отпала само собой. А в целом роман «Кровь предков» со всеми ее переплетениями ярко и всесторонне показывает жизнь горной Осетии в середине ХIХ века. И, несмотря на разные мнения, не зря стал хрестоматийным со дня его появления.
Но настоящие споры вызвала дилогия писателя «Слезы Сырдона» («Сырдоны цæссыгтæ», 2005). В романе автором дана широкая панорама жизни нартского общества из осетинского народного эпоса. В произведении Сырдон становится как спасатель беднейших слоев от гибели, носителем доброго и светлого в жизни, хотя в эпосе является порой губителем нартского народа. Потому роман вызвал много противоположных взглядов. Но автору удалось с начала до конца пронести главную идею произведения – не грубая сила, не жестокая борьба, а человеколюбие побеждает в жизни; только оно приносит счастье народу. Автор перед собой не ставил задачу скопировать сюжет гениального эпоса. Потому права Аза Газдарова, анализируя произведение: «Н. Джусойты показывает мир насилия, в котором подавляется воля личности, попираются права простого труженика. Трагична судьба Сырдона, мыслителя и созидателя, в обществе суровых воителей, где закон и мораль диктуются силой оружия».
Никакой жанр в художественной литературе, литературной критике и литературоведении для Нафи Джусойты не чужд. Он одновременно активно работает во всех жанрах и везде добивается больших успехов. В свое время по его одноименным пьесам на сцене государственного театра были поставлены спектакли «Азау и Таймураз», «Венера – утренняя звезда», «Или – свобода, или – смерть», «Забытая песня» и другие.
Нафи Джусойты является выдающимся литературоведом и литературным критиком. Его исследования по истории осетинской литературы и литературоведческие труды известны не только в Осетии, но и в ближнем зарубежье. Автора занимают художественные завоевания многих классиков мировой литературы. Он особенно интересуется вопросами взаимодействия разных национальных литератур и их ведущих художников. Он избран членом Международной ассоциации литературных критиков в Париже. Много переводит от братских литератур на осетинский язык.
Нафи Джусойты перехитрил народную мудрость – побежал за двумя зайцами – и преуспел, как в художественной литературе, так и в науках. Его творческое кредо, как и мечта наших предков по его стихотворению «Рождение осетинской песни»: «хоть песню оставить потомкам».
Мелитон КАЗИТЫ